«Пока нет соответствующих психических навыков, наши интерпретации или другие терапевтические интервенции могут быть приняты или отвергнуты в зависимости от любви или ненависти в переносе, но они в любом случае не произведут необходимого укрепления психической структуры».
(с) Шеддон Бах, «Нарциссические состояния и терапевтический процесс», 1985.
Всем терапевтам знакома проблема работы с определенной категорией клиентов, когда мы что-то исследуем, интерпретируем, узнаём, но "ничего не меняется". Терапевт переживает, что ему сложно "достучаться" до клиента, сложно быть услышанным. По мере накопления собственной агрессии, терапевт может начать говорить о том, ему никак не удаётся "пробить нарциссический панцирь" клиента. Кажется, что никакие слова и действия терапевта не оставляют никакого следа. Бах приводит метафору, что работа с такими клиентами напоминает письмо на песке, «когда через несколько мгновений слова неизбежно оказываются стёртыми волнами».
Бах смотрит на это не как на вид психической защиты, а как на невозможность пациента осуществлять некоторую психическую деятельность: поддерживать непрерывность и константность переживания себя и другого, символизировать и регулировать эмоциональный опыт, выдерживать амбивалентность психической жизни итп.
Какие-то навыки видны: мы умеем читать или не умеем, умеем делать шпагат или не умеем, умеем кататься на велосипеде или не умеем. Но замечать психические навыки в себе и других мы менее научены, у нас в школе нет «уроков выдерживания амбивалентных чувств к значимому объекту» и «основ эмоциональной само-регуляции при нарциссическом ранении», нет оценок по «константности восприятия основного объекта привязанности» (и слава богу )). Поэтому терапевтам как правило легче работать с «видимым» уровнем запроса (мамой, мужем, работой), и сложнее – с уровнем психической деятельности, который лежит "под" любым видимым запросом.
Однако именно этот уровень во многом определяет то, что должно произойти в терапии, чтобы клиенту стало лучше.
Всем нам знакомо, что на поверхности с разными клиентами мы произносим очень похожие слова, но они оказывают совсем разное влияние. Кто-то реагирует на наши "исследовательские" интервенции с радостью, кто-то – с сопротивлением. Кто-то берёт из этого что-то полезное, а кто-то – «да, это понятно, но…». Кто-то в ответ на наш интерес к ним открывается, а кто-то наоборот схлопывается.
"Активная" интерпретативная или исследовательская работа возможна, когда пациент уже достиг достаточно высокого уровня развития психических навыков. Большинство из клиентов, приходящих в терапию, ещё не там.
Большинство нуждается не в исследовании, а в помощи в саморегуляции, и слова терапевта для таких клиентов – пользуясь словами того же Баха – либо болеутоляющее средство, либо вторгающееся назойливое навязывание. Язык в меньшей степени используется для коммуникативной функции (для общения и понимания между двумя отдельными субъектами, каждый из которых имеет равное право на свою точку зрения), и в большей – для регуляции самооценки и ощущения благополучия. Словами скорее что-то делают (пугают, обвиняют, соблазняют), чем что-то говорят.
Попытка активной исследовательской работы в таком случае чревата либо уходом клиента из терапии, либо «псевдо-терапией», когда клиент постепенно начинает приносить в кабинет всё более и более «взрослые» состояния сознания, соглашаясь и сотрудничая с терапевтом, но оставляя «за кадром» значительную часть своих более интимных и менее «оформленных» переживаний».
С такими клиентами важной терапевтической задачей будет выдерживать то, что «никакой терапевтической работы не происходит» (с) Роберт Гроссмарк. На самом деле она происходит: возможно, в терапии они впервые получат опыт, что Другой будет сопровождать их субъективность, а не навязывать свою. Опять же, цитируя Баха: «Одна из моих первых забот при начале лечения подобных пациентов состоит в том, чтобы подготовить почву для того, чтобы с самого первого момента лечение могло принадлежать пациенту, по крайней мере, до тех пор, пока он не сможет и не захочет поделиться им с нами».
Покидая арену борьбы за то, чтобы быть услышанным, позволяя клиенту использовать себя так, как это ему нужно (не теряя внутренней терапевтической позиции, но и не навязывая её клиенту) мы создаём пространство, в котором субъективность клиента имеет шанс окрепнуть в достаточной степени, чтобы появление Другого со временем было не разрушительным, а питательным опытом.
(фотография Madoka Hasegawa)
