Углубление объектных отношений требует процедурных знаний – знаний «того, как», а не знаний «того, что».
(с) Лиза Директор
Многие клиенты (а порой и терапевты) приходят в терапию с ожиданием, что сейчас они что-то ТАКОЕ про себя узнают/поймут, и жизнь их тут же кардинально изменится. Большинство довольно быстро меняют ожидания с «тут же» и «кардинально» на «постепенно» и «по чуть-чуть», но суть остаётся та же: ожидание изменений вслед за каким-то пониманием.
И это безусловно работает: заметив что-то, мы (иногда) можем поведенчески начать что-то делать иначе, что в свою очередь приведёт к внутренним изменениям.
Но есть огромные зоны нашей психики, связанные с нашим опытом близких отношений привязанности (или объектных отношений, как говорят о них аналитики), в которых важнее не что я делаю, а каково мне рядом с другим. Этот опыт запечатлён у нас не только в декларативной памяти (наши воспоминания о том, что готовил папа на завтрак, во что я любила играть с мамой, что говорила мама в ответ на мои тройки в школе и т.п.), но и в процедурной – каково это, когда мама стучит чашками на кухне; каково это, когда папа идёт по коридору; каково мне дома одному, а каково – с близкими. На нашу способность быть в близких отношениях очень сильно влияет вот эта процедурная память.
Если я съёживаюсь, слыша шаги в коридоре, то недостаточно просто заметить это и вспомнить, что это связано с тем, что вот-вот кто-то ворвётся и начнёт кричать на меня за немытую посуду. Важно затем постепенно получить какой-то другой опыт. Сначала проверить, точно ли по коридору всё ещё идёт папа или его воплощение в лице мужа/жены, которые точно так же будут мною агрессивно недовольны, а я буду чувствовать, что не имею права себя защитить. Но может быть по коридору идёт не кто-то агрессивный, может меня зовут пить чай? В таком случае можно постепенно учиться замечать разницу между «там-и-тогда» и «здесь-и-сейчас» и накапливать тот самый другой опыт. И тогда через какое-то время тело будет реагировать не страхом перед наказанием, а тёплом перед предвкушением чая.
Схожий процесс может происходить как в отношениях с партнёром, так и в отношениях с терапевтом. Терапевт «будет» то папой, то мамой, и иногда он действительно будет невольно вести себя так же, как они, и будет так же ранить, как они, но иногда – и на это вся надежда – ему будет удаваться быть более понимающим, менее агрессивным, менее стыдящим, более последовательным, чем были родители. И тогда постепенно внутри будет накапливаться опыт отношений с новым объектом, отличающимся от того, к чему мы привыкли в детстве.
И этот опыт невозможно накопить «побыстрее», его слабо можно проконтролировать. Мы не можем «усилием воли» начать доверять другому человеку и привязаться к нему, а без формирования привязанности невозможно формирование того нового опыта, который может составить новую схему «того, как».
Поэтому терапия – это долгое, порой довольно муторное и не всегда увлекательное мероприятие – как и любые отношения. Помимо ярких инсайтов и бурных катарсисов огромное место в ней занимают рутинное соприсутствие, стабильность, маленькие шаги к эмоциональной открытости, преодоление непониманий и то невербализуемое ощущение длящегося процесса, которое характеризует любые долгосрочные отношения.
Когда это удаётся пережить в отношениях с терапевтом, можно заметить, что и в отношениях с собой и другими появляется больше стабильности, терпимости, близости и тепла.
(Витальное и стабильное – картина Дэвида Хокни)
